Кошечка, она же киска

Сегодня я хочу рассказать вам про фильм Григория Константинопольского «Кошечка». Может быть, тот, кто уже смотрел его, удивится и отчасти даже внутренне возмутится тому, что этот альманах (а фильм состоит из 4 основных новелл и одной бонусной) становится темой обсуждения в блоге, посвященном эротике и искусству. Я отвечу: хоть «Кошечка» и не содержит в себе сексуальных сцен, на самом деле в ней есть большинство основных концептов сексуальности, бытующих в современной культуре. О них и поговорим.

Итак, новелла первая – «Бешеная балерина». Престарелая балерина Варечка и блестящем исполнении Михаила Ефремова рассказывает о своей жизни. Что это, как не игра с традицией транссексуальности, третьим полом, культом бердаче индейцев Северной Америки? Но там если считалось, что бердаче (то есть люди, принимающие на себя гендерные особенности другого пола) обладают мистической связью с богами и духами, то есть определенными талантами, а, как следствие, почетом и уважением, то в истории Варечки все оказывается в точности до наоборот.

Все, что у балерины остается к концу жизни – это кобель по кличке Айседора Дункан (сложно не заметить, что здесь подхватывается мотив транссекуальности – к тому же Айседора считается одной из роковых женщин 20 века) и три «заклятые подруги». Примечательно, что подруг этих Варечка тихо ненавидит и специально отдает им большую часть своей пенсии – сумму, не кратную трем – чтобы представлять, как жадно они будут ссориться при дележе, а еще – чтобы пустить им пыль в глаза. Варечка в день пенсии покупает себе дорогой алкоголь, относит роскошный букет на могилу возлюбленного… А все оставшиеся дни месяца питается тем, что находит на помойке.

Вся жизнь Варечки проходит в терзаниях из-за того, что ее, гениальную балерину, не оценили в молодости, много раз подставляли, зажимали, а она при этом посвятила всю себя без остатка искусству, существуя под лозунгом: «Жертвы, упрямство, фанатизм». Экзальтированная старуха репетирует до сих пор, невзирая на проблемы со здоровьем, веря, что рано или поздно ей еще выпадет шанс исполнить хоть одну ведущую партию. Однажды она даже чуть не умерла от напряжения, и виделись ей «ангелы в пачках… или это были черти – неважно». Варечка всю жизнь провела в грандиозном обмане самой себя: «Говорят, у меня нет таланта… Дураки. Талант ничего не решает». Балерина, отказавшаяся во имя танца от всего: брака, материнства, любви – в старости превращается в мужчину. И в этой великолепной эксцентричной метафоре Константинопольский демонстрирует одну простую истину: женщина должна оставаться женщиной, мужчина – мужчиной, иначе все, что нам останется на пороге смерти: это выдуманные «то ли ангелы, то ли демоны» в пачках и проигранная жизнь.

Во второй части «Брак по расчету» мы видим монолог молодого бизнесмена Виктора в исполнении Александра Стриженова. Герой в день своей свадьбы сидит в шкафу, откуда следит за невестой – пожилой, но еще красивой женщиной Полечкой, у которой денег – куры не клюют. Виктор хочет жениться на ней по расчету, но это не мешает ему зверино ревновать невесту. Он рассказывает о многочисленных изменах Полечки, ее кокетстве, и зрителю сложно понять, что это – бред его воспаленного воображения или правда.

Одна история особенно западает в душу: жених и невеста пошли в кинотеатр, а там какой-то незнакомец, подсев к женщине, начал ласкать ее пальцем… И она получала удовольствие. Фоном к этой истории служат отрывки из фильма «Чапаев» - и есть в этом что-то глубоко символичное. Очевидно, что на самом деле парочка смотрела какое-то другое кино, но именно постановочные кадры Гражданской войны поднимают в зрителе целый рой ассоциаций. Здесь и роковые женщины начала 20 века, которые физически и морально менялись или гибли в революцию: и Айседора Дункан (опять же), и Зинаида Гиппиус, и Лиля Брик, и многие, многие. Серебряный век, до революции, можно назвать временем изысканного порока. Как писала Анна Ахматова, примеряя на себя маску шаловливой гимназистки: «Все мы грешницы здесь, блудницы»… А Революция вторглась в этот «салонный» круг разврата со своим собственным развратом, «социальным»: «каждая комсомолка обязана отдаться любому комсомольцу по первому требованию». И никаких тебе денежных вопросов. Все это чудеснейшим образом оттеняет монолог Виктора, который свою немолодую, но привлекательную  невесту постоянно подозревает в обмане, но в любовном ли? Что ему важнее – чтобы жена доверяла только ему свое тело или деньги? Не влюбился ли он часом в Полечку по-настоящему, или им руководит холодный расчет? Две страсти человечества – к деньгам и сексу – очень умело перепутываются, взаимозаменяя друг друга, так что в какой-то момент становится непонятно, чего же боится Виктор.

Но вот свадьба сыграна, Полечка подписала контракт, согласно которому в случае развода все деньги супругов делятся пополам… Это ли не любовь? Но вот Виктор подслушивает разговор: Поля – банкрот. И это за него вышли замуж по расчету, а вовсе не он очень удачно женился. Виктор в бешенстве взмахивает топором… еще одна ассоциация: Раскольников, Сонечка Мармеладова (юная девушка легкого поведения, нищая, но благородная – в противовес Полечке, ветреной от скуки, зрелой, богатой и хитрой).

Третья история, пожалуй, самая зловещая. Она называется «Странный сон», и монолог здесь читает «годовалый младенец» Сережа в исполнении Виктора Сухорукова. Здесь есть где разгуляться любителям теории Фрейда. Дело в том, что Сережа, находящийся сейчас в «оральной» стадии развития, не по возрасту смышлен… и зол. И виновато в этом не что иное, как общество взрослых. Режиссер очень умело выстраивает диалог с Фрейдом, который утверждал, что в возрасте года ребенок полностью зависит от родителей, а его главные желания – сон и еда, от которых он и получает почти сексуальное удовольствие. 

Действительно, Сережа со сладострастием описывает время кормления грудью, но в нем живут и более страшные пороки. Подглядывая за садомазохистскими сексуальными играми родителей, младенец представляет себе страшные картины казней. Он мечтает о том, чтобы все «мужеложцев» и прочих развратников, отребье, которое показывают по MTV, подвесили за ноги или посадили на кол. Он, и правда, крайне зависим от мнения отца, который, несмотря на далеко не невинные «игры» со своей женой, внушает своей семье: «Жить надо не ради удовольствий, а ради Бога» - но эта истина приходит к нему лишь из зависти к удачливому знакомому. А Сережа трактует это по-своему: всех сладострастных и порочных нужно карать… Образы отца, матери, их секса, собственного кормления вызывают в нем очень странные эмоции, и когда однажды на прогулке маленькая девочка целует его, Сережа, вспомнив все вышеперечисленное, решает ударить ее, а потом отхлестать по попе…

Но Сережу останавливает еще одно очень важное открытие: он открывает новые возможности своего тела. Мальчик становится способен получать новые удовольствия. Он, маленький садист, научился ходить – и теперь может убить свою няню, как давно об этом мечтал.

Не буду раскрывать, чем закончилась миниатюра, посмотреть ее действительно стоит. К тому же психология этого сюрреалистичного персонажа на диво интересна, особенно в рамках моего блога.

Четвертая история и в некоторых версиях финальная – тоже восхитительна. Павлик (Евгений Стычкин) – писатель-неудачник, которому вдруг улыбается удача: очень выгодный контракт с издательством. И от творческого голода Павлика спасает его жена… кошка. Да, самая обычная кошечка, в честь которой и названо кино. В этой метафоре – еще один узел интересных ассоциаций. Здесь и все жены-музы и помощницы, которые для многих поэтов и художников стали спасением (вспомним хотя бы супруг Толстого, Достоевского, Бунина) – и тонкий намек на сексуальную страсть к такой партнерше (кошка – символ физической привлекательности женщины). Те же творцы зачастую были склонны к уединению «в башне из слоновой кости», говоря словами Флобера. Не в параллель ли этому высказыванию Павлик выкрашивает свой домик-башенку именно цветом слоновой кости?

А тот факт, что Павлик в финале говорит «мяу» - это замечательное в контексте фильма снижение пафоса пророческого дара творца. Поскольку Павлик выступает в качестве «автора» всего фильма (очевидно, небесталанного), режиссер одновременно выводит его в несколько реальностей: в объективно существующую действительность (где он – неуклюжий персонаж фильма), реальность кино (где он – творец) и реальность культуры (где Павлику отводится роль гениального писателя, способного полностью слиться с искусством – до «брачной» связи с музой, до потери человеческого языка и способности говорить только на метафоричном языке этого самого искусства – то есть «мяукать»).

Пятый бонусный монолог «Крис-Мария де Левьер» со Светланой Ивановой в роли Насти мне, честно сказать, понравился меньше всего. Хотя и здесь есть, за что зацепиться: подростковый максимализм, проекция на себя качеств матери, соперничество с ней же, детские фантазии и взрослые игры в «проститутку» - полный набор девочки-тинейджера. Да и актриса мне глубоко симпатична по неизвестным причинам. Но, думаю, эту миниатюру вы при желании посмотрите сами, и сделаете свои выводы, а то пост получился очень уж длинным :)